(продолжение)

Скажите, пожалуйста, в чем секрет успеха голландской школы выездки в последние годы?

— Она ничем не отличается от немецкой. Это все политика, большие деньги. Лет 10 назад в Голландии появился очень хороший молодняк, нужно было поднять на него цену, и решили «поднять» голландцев.

А у России есть потенциал в выездке?

— Потенциал-то есть. А вот его реализация зависит от многих факторов. Например, в этом году мы пролетели с чемпионатом Европы — каково нашим спортсменам после этого выступать? Это еще очень большой минус в плане уважения к нашему государству и через него — к конникам. Спортсмены готовились, спонсоры вкладывали деньги — в выступления за границей, чтобы заработать рейтинг и попасть на этот турнир, а в результате — власть переменилась, и все труды пошли насмарку.

Как вы считаете, будут ли когда-нибудь проводиться крупные турниры в Сибири?

— За границей никто на такие расстояния не ездит, только летают. Одно дело в Калининградскую область приехать, другое — в Сибирь. Хотя, если найдутся денежки на дорогу, почему нет? Когда оргкомитет Кубка Мэра оплачивал транспортировку лошадей до Москвы, так самые-самые лучшие к нам прилетали.

Как вы относитесь к проведению семинаров ведущими всадниками и судьями?

— Положительно. Если хоть одно зерно человек из семинара вынесет, уже хорошо. Ведь если заниматься только по книгам, невозможно следить за современными тенденциями. Например, я помню, как менялось представление о том, каким должно быть постановление на принимании. Были годы, когда считалось правильным минимальное постановление, а были такие, когда считалось, что оно должно быть настолько сильным, насколько крутое исполняется принимание.

А можно вас пригласить провести семинар? Не хотите ли вы написать книгу?

— Я совсем не писатель и вообще не считаю себя таким уж большим специалистом. Каждая новая лошадь объясняет мне, что я ничего в этом деле не понимаю. Я не умею учить. Дело в том, что я сама поздно начала заниматься конным спортом. В первый раз села на лошадь в 16 лет, в прокате. А в СССР группы в спортшколы набирали с 11-12 лет, в каждом возрасте ребенок обязан был показывать определенные результаты, для того чтобы оставаться в группе, и чтобы тренер имел право держать под ним лошадь и получать зарплату. А я ни под какие мерки не подходила. Поэтому я дергала всех за рукав, спрашивала, некоторые отмахивались от меня, некоторые — делились. В голове не осталось никакой тренерской методики. Помню, как наш известный всадник Н.А.Ситько мне объяснял что-то. Слова все были понятные, но о чем он говорил, я начала понимать только спустя годы. Лет через 10-15 вспоминала его слова и понимала — вот оно что!

Как же вы попали в большой спорт?

— По шажочку, по шажочку… Я никогда о нем не мечтала. Если бы я могла предположить, что это станет моей профессией, я бы не поступала в технический ВУЗ, а пошла бы в ветеринарный. А тогда отец отшиб эту мысль сразу: «Кто тебе сказал, что ты будешь работать с лошадьми, запрут в деревню (тогда была система распределения), и будешь принимать роды у свиней». Потом ветеринарные знания мне очень понадобились, но я уже не могла позволить себе учиться на дневном, а вечернего отделения в ветакадемии нет. Моя первая лошадь была выбракована из троеборья на списание. Это был жеребец чистокровной верховой породы. Молодой ветврач попросил разрешения оставить его и подлечить, чтобы он мог стать производителем, у него было хорошее происхождение. После года лечения его предложили мне как ненужную лошадь ненужному всаднику. И мы с ним 4 года шли от «молодой троеборной езды» до Малого приза. Тогда самой простой ездой был Малый приз. Никаких юношеских и любительских. Тренировалась я, будучи студенткой, вечером, при свете дежурной лампочки, т.к. свет в манеже не разрешали включать для меня одной. Как учить лошадь некоторым элементам, я вообще не знала. Например, мой жеребец менял на галопе ноги только передними ногами. И тренер школы, член сборной, попробовав пару раз сесть на него, сказал: «Он никогда не будет делать менку. Не трать на него время». А другой тренер, из «Динамо», Тиверовский (я же ко всем приставала с вопросами) сказал: «Я коня не видел, но одно скажу, если тебе удастся научить его этому элементу, он не будет врать на менке никогда». Так и получилось. Через несколько лет я могла менять на нем ноги на недоуздке, сидя задом наперед и в тапочках.

Как же вам это удалось?

— Непросто. Я не имела представления о равновесии лошади, но знала, что если в момент перемены заставлю ее сильно отбросить задние ноги в сторону, она вынуждена будет поменять ногу. И научила, но при этом мой жеребец раскачивался — метр туда — метр сюда. Надо было его выравнивать. Я нашла в лесу узенькую тропинку через болото, с двух сторон от которой были канавки, куда проваливались ноги лошади, если она заносила их в стороны. Все это было долго и мучительно, но в конечном итоге этот жеребец привез мне звание чемпионки Спартакиады Москвы и кандидата в мастера спорта, чем привел в шоковое состояние наших чемпионов.

Ваш пример очень важен сегодня, когда многие всадники жалуются: то лошади не хороши, то тренера нет, то манежа…

— Я ездила на разных лошадях, в том числе на стареньких, которые ушли на пенсию, но им нужен был моцион. Позанимаюсь на таком, потом уеду летом на практику, вернусь — а его уже отправили в завод. А наш старый зоотехник говорит: «Не плачь, я тебе другого дам, он полгода стоял, но очень хороший». До сих пор я не люблю соревнования и стараюсь выступать только после основательной подготовки — привычка с тех пор, как я боялась, что лошадь из-под меня передадут какому-нибудь «перспективному разряднику».

Вообще, в каких случаях пересадки всадников обоснованы, как вы считаете?

— Если человек сам чувствует, что это не его лошадь, стоит ее оставить. А если он горит желанием с ней работать — терпение и труд все перетрут! Рано или поздно они обязательно поймут друг друга. Надо верить в лошадь.

Как же может спортсмен не любить соревнования?

— А может ли студент любить сессию? Хотя сейчас популярна другая тенденция — накапливать соревновательный опыт. Некоторые молодые любят выступать — лошадь еще ничего не умеет, но — напялят фрак, цилиндр… Иногда видишь, как лошадь не выполняла элемент три года назад, так и сейчас не выполняет. А когда ей учиться, если они все время соревнуются — отдохнули после одного турнира, и сразу готовятся по схеме езды к следующему. Некогда работать над элементами. Выступления нужны для того, чтобы выявить свои недостатки, потом поработать над ними и показать в следующий раз какой-то прогресс.

Расскажите, пожалуйста, о лошадях, с которыми вы сейчас работаете.

— Один — Александрийского конного завода, точеный, неземной красоты, хотя и небезупречного экстерьера, очень приятный в общении, я его называю «моя обезьянка». Ему больше интересны люди, чем лошади. В последнее время он меня радует. Его зовут Рибл, спортивный псевдоним Болеро. Самый молодой — серый 7-летний голштинец Килиманджаро ростом 180 см, с ним физически очень трудно справиться. Он — единственный мерин из всех троих. 9-летний ганновер Вальхензее, лошадь очень высокого уровня, сын известного производителя Вельтмайера, умный, одна трудность — он жеребец-производитель. «Сначала женился», а потом пошел учиться. На последних соревнованиях травмировался в деннике, теперь несколько месяцев будет восстанавливаться. У него уже есть дети и внуки, но нет спортивного опыта, во многом надо стабилизироваться, поэтому я очень осторожно работаю с ним, несмотря на его возраст и большие способности. Вот так, два серых, один — вороной. Все они принадлежат Московскому спортивному клубу, где я работаю. И еще есть мой старенький Пост, это моя собственная лошадь, и я ему особенно не надоедаю.

Сейчас легче стало держать заслуженных лошадей на пенсии?

— Я бы не сказала. Скорее, наоборот, в советское время чаще находились места для заслуженных лошадей — Экспонат, Дида, Хинган. Сейчас все должно приносить деньги… Иногда видишь заслуженных лошадей в прокате. Для некоторых лошадей строят дворцы, но мало кто заботится о пенсионерах. Хотя во все времена люди были разные.

Большое спасибо, Нина Александровна, за интереснейшую беседу!